0

Из Записок Ахотнека - 1. Аффтар: Георгий Вартанович Палотендзе| Афтар: Г. В. Палотендзе

 

Этот текст я нашел среди вещей сгинувшего на охоте кунака. Когда я, почуяв недоброе, доскакал на горячем коне до его яранги, там оставались только вытертая кухлянка да старые охотничьи торбаса. Под левой стелькой обнаружились полуистлевшие листки с каракулями химическим карандашом. Так что текст не мой. Встречайте:

 

Чукотский Ахотнек Рза Бикицер

 

Русский Паганини

 

Музыкальным дарованием и тягой к прекрасному я отличался с самого раннего детства. Взрослые рассказывали, что, когда меня пеленали, я орал несусветно громко, долго и художественно, чем необычайно удивлял соседок, сидящих на лавочке во дворе. Сын-то ваш, поди, певцом будет, - говорили они родителям, - Лемешевым. Или Козловским.

 

Парой-тройкой лет спустя, сидя в коридоре на горшке (сажали меня почему-то не в сортире, а в коридоре, под присмотром, видимо, боялись, чтобы я не дрочил), я очень близко к оригиналу звонко выделывал: Джя-мя-а-аааа-ай-кяяяя! Родители были вынуждены объяснять соседям, что никакой новой пластинки мы им дать послушать не можем, у нас ее нет, а это просто Рзанечка какает.

 

Моими кумирами тогда, естественно, были итальянский мальчик из бедной семьи Лоретти по имени Робертино, вынужденный содержать на свои доходы полунищих родителей и пять (или шесть) братьев, а также Джельсомино, от голоса которого, аки от труб ерихонских, падали стены в Стране Лжецов (мне тоже очень хотелось проломить голосом что-нибудь, ну хотя бы стекла в окнах, но они, суки, только дрожали и лопаться не спешили).

 

Уже в солидном шестилетнем возрасте меня вдруг потянуло поразить мир своим фортепианным искусством. На какой-то вечеринке взрослые пели (гавно всякое), музицировали на пианино (играли хуйню типа Огней Так Много Золотых) и столь меня раззадорили, что я решил показать сам, что и как надо правильно играть. Щас сыграю, - бодренько объявил я, открутил под свой рост стул и уселся за пианино.

 

- Рзанечка, ты же не умеешь играть на пианино, - сказали взрослые.

 

- Как это не умею? Я петь умею и играть тоже умею, - уверенно отнесся я.

 

- Ну ладно, что ты собираешься играть? Только что-нибудь покороче. Какого композитора? Или свое собственное?

 

- Чайковского. Танец Маленьких Лебедей.

 

И я въебал по клавишам. Мой собственный тонкий слух был в момент изнасилован получившейся какофонией, потому что вместо стайки маленьких лебедей по комнате пронеслось стадо бешеных носорогов. Взрослые захихикали.

 

- Щас, - маленько смутился я, - ошибся чуть-чуть.

 

Я въебал снова. Лучше не стало, и даже наоборот. Взрослые заржали. В слезах, меня вытащили из-за инструмента и стали объяснять, что этому надо долго учиться, и начинать надо не с маленьких лебедей, а с другой птицы: Жили У Бабуси Две Веселых Гуси.

 

Так было решено отдать меня в музыкальную школу в класс фортепиано, и я пошел на конкурсное прослушивание.

 

В белой бобочке и черных длинных штанишках я зашел в большую комнату, где за зеленым столом с графинами сидели разные дяди. По другую сторону, напротив стола, стояло пианино, за которым сидела симпатичная молодая тетя в красивом розовом атласном лифчике. Поверх лифчика на ней была надета прозрачная нейлоновая блузка.

 

- Подойди сюда, мальчик, - сказала тетя, - как тебя зовут?

 

Я подошел. От тети дивно пахло духами «Быть может», а сквозь блузку была видна щелочка между сисями. В зобу у меня дыханье сперло, а в горле встал ком.

 

- Рза.

 

- Какую песенку ты нам собираешься спеть?

 

- Про барабанщика. Юного. Средь нас.

 

И я жиденько запел. Тетя ласково смотрела на меня, и от ее дыхания щелочка между сисями становилась то шире, то уже. К середине второго куплета я забыл слова, и барабанщику настала пизда раньше, чем того требовалось по тексту.

 

- Ну хорошо, подойди ближе. – Она крутанулась на стуле и коснулась меня нейлоновым плечом. – Я нажму на клавишу, а ты не смотри. Можешь ее по звуку найти? Бынннь!

 

Я куда-то в ответ тыцнул. Тыцнул еще. Чо-та, блять...

 

- Давай еще. Быынннь!

 

Тыцай – не тыцай, думал я ... А вдруг она моим педагогом будет?

 

- Ну тогда давай я вот так карандашиком постучу, а ты повтори. Трах-тибидох!

 

Ватными пальцами я что-то отстукал.

 

- А вот так? Тиби-тиби-дох трах!

 

После трех попыток что-то выстукать карандашик выскочил из моих рук и закатился тете под ноги. Машинально я проследил за ним взглядом и столкнулся глазами с тетиными коленями.

 

В музыкальную школу я принят не был по причине полной музыкальной бездарности.

 

А время шло, и все взрослели, и у Робертино переломался-таки голос и стал просто рядовым баритоном, а я уже вовсю старался поспеть своим дискантом вслед за Маслином и Булатом Соловьевичем, причем, если Ты Мне Вчера Сказала, Что Позвонишь Сегодня я вытягивал вполне сносно, то донырнуть до Королевы Красоты мне удавалось весьма плохо. Мужественный же баритон будущего Мистера Трололо был вообще мне не под силу.

 

Тут случилось быть в нашей семье в гостях профессору всех и всяческих консерваторий, по совместительству начальнику всемирно известных хоров, включая знаменитый хор мальчиков-онанистов Московской филармонии. Я, ясно дело, тоже сидел за столом и хуячил по такому поводу в невозбранных количествах любимый лимонад «Вишневый». Когда взрослые хлопнули по второй коньячка, Профессорэ шмякнул на свою тарелку порядочную пайку рагу из синеньких, разрезал розовый помидор (мудило, кто же их режет? кусать надо!) и завел культурный разговор.

 

- А что, Захар Бырдынович, - обратился он к моему отцу, - Вы, вроде, говорили, что Рза у Вас неплохо поет?

 

- Няу-няу, - подтвердил папа, уплетая рагу, - петь очень любит. А в музыкальную школу не приняли.

 

- А какая твоя любимая песня, Рза? – спросил меня Профессорэ.

 

- Джя-мя-аааа-ааааа-ай-кяяяя! – въебенил я. – Только я слов итальянских не знаю.

 

Профессорэ поднял на меня брови.

 

- Тогда давай теперь что-нибудь по-русски.

 

С большим воодушевлением я исполнил а-капелла Солнечный Круг, Небо Вокруг.

 

Профессорэ пересел на крутящийся стул и открыл крышку пианино.

 

- Подойди ближе. Эту нотку сможешь спеть? Пой: ля-ааа! – Он бамкнул в клаву и добросовестно и очень широко открыл рот, но только без звука.

 

Я спел. И другую. И еще одну. И две подряд. И три одна за другой. И еще чего-то. И карандашиком стучал. И показывал, как я вдыхаю и выдыхаю.

 

- Учиться хочешь? В хоре петь хочешь?

 

Я кивнул.

 

- Захар Бырдынович, я забираю мальчика.

 

- Кхак? Куууда? – выдохнула мама.

 

- В Москву, в хор. У нас ассистенты ездят по всей стране, ищут парнишек. А тут вот он, почти готовый. Поработать с ним немного – и в хор. Там и музыке учиться будет постоянно, и школу закончит.

 

- Только я просто в хор не хочу. Хочу солистом хора.

 

- Ну, вначале в хоре, а потом, если будешь стараться, и солистом. У нас конкурс серьезный, но ты сможешь пройти. Я научу тебя правильно дышать и грамотно произносить слова. Несколько лет в хоре, и, пожалуйста, – солистом! А потом повзрослеешь, и, вдруг, представь, концерт в Кремлевском дворце съездов, и ведущий объявляет: «Исполнитель русских народных песен Рза Бикицер!» И выходишь ты (в белом нейлоновом костюме, - подумал я), а мама и папа слушают по радио или даже смотрят по телевизору!

 

- Русских народных не хочу. Когда голос переломается, хочу Королеву Красоты петь.

 

- Да ты после хора сможешь что угодно петь! Сам выбирать будешь! Хор – это школа, учит правильно петь! Закончится этот учебный год, и приезжай.

 

Мама с папой не должны быть против.

 

На том и порешили, и я засобирался в Москву. Уже близилось окончание очередного учебного года и мои однокласники знали, что в следующий класс я с ними не пойду, и учительница радовалась за меня и заранее начинала гордиться будущей звездой.

 

Это все был пролог. Заход, типа. Щас будет завязка, а потом – кульминация.

 

Всем, кто дочитал до этого места – БОНУС БЛЯТЬ! Правдивая история юного русского Паганини.

 

Ни в какую Москву я, конечно, не поехал. Ну не смогла мама отпустить за тридевять земель маленького мальчика одного в люди. Потому решили меня наебать.

 

- Голос переломается, что будешь делать? Вон Робертино, и тот никому теперь не нужен! Да и быть артистом, знаешь...

 

- А я читал в газетах, что, если бы Робертино сделали вовремя операцию, то голос бы у него не переломался! Там что-то только подрезать надо было!

Только операция слишком дорого стоила. Пусть наши советские врачи сделают мне операцию, у нас же бесплатно! И голос не переломится, и я буду лучше Робертино!

 

- Кг, кг-ам! – закашливался папа и уходил в другую комнату.

 

Но мама тут же находилась:

 

- Операция, это больно! По живому ведь надо резать! Очень больно!

 

Больно – это хуево, больно меня не устраивало. Тут нападение добавило в прорыв засадный полк:

 

- Иди вот лучше учись играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Там голос не переломится, чему научишься, то и твое навсегда. Вот ты слушаешь каких-то там Быдлас, они на чем, на гитарах играют? А ты иди учись играть на балалайке. Тоже струнный инструмент.

 

- Сравнили, гитара и балалайка! Что можно на трех струнах сыграть? Русскую-народную-блатную-хороводную, – подпустил я замыленного школьного юмора.

 

- На гитаре гриф широкий, ты его своей маленькой ручкой не обхватишь. А у балалайки – узенький, ты его – хоп! и все! А потом повзрослеешь, только еще струн добавить – и будет тебе гитара. Рука уже будет поставлена. А если хочешь узнать, что на балалайке играют, кроме русских народных, сходи на концерт твоего возможного учителя. Вот билет.

 

Ну хер с ним, решил я, дома у нас есть пара пластинок с русским народным оркестром, я их слушал иногда ради развлечения, и блевать, по крайней мере, как от Красная Гвоздика Спутница Тревог, меня не тянуло. Схожу.

 

В концерте я увидел, против ожидания, не мужика в красной атласной косоворотке и вовсе не баян в качестве сопровождения. В глаза сразу бросился стоявший чуть левее середины сцены рояль с худенькой и прямой, как свечка, аккомпаниаторшей в длинном закрытом платье бордового бархата. К этому еще прилагался более похожий на легкого вдохновенного дирижера-маэстро, чем на балалаечника, длиннокудрый субъект в строгом черном костюме и галстуке-бабочке. Выходя на сцену, он нес перед собой инструмент так, словно это была не балалайка, а что-то от Страдивариуса. Или от Гуарнериуса, на худой конец.

 

Субъект изящно исполнил пару вальсов и сбацал несколько обязательных народных с неслыханными мной ранее вариациями. Затем он врубил Вторую Венгерскую Рапсодию. Этот финт с героическим заходом, кристальными пиццикато в центральной части, предфинальными флажолетами и мощной кодой настолько потряс меня, что через неделю артист стал моим учителем.

 

А уже через полгода я бойко наяривал Коробейников, Ой Вечор-Вечор и прочий стандартный репертуар. Учитель, тем временем, обнаружил у меня некую, как он выражался, «особенную ухватку», и потому увлеченно пытался вылепить из меня серьезного исполнителя. Скорее всего, я был просто-напросто тремя годами старше своих музыкальных соучеников, и именно потому мне удавалось как следует схватить за горло эту строптивую деревяшку и выдавить из нее, невзирая на лохматые мозоли пальцев левой и сточенный до половины ноготь указательного правой, достаточно чистые звуки.

 

Стандарт уже очень скоро был дополнен нестандартом.

 

- Рза, как-то ты сегодня очень непохоже играешь Гвардейский Марш! – входила в мою комнату мама, - и не надо пытаться меня обмануть, что это новые вариации!

 

- А я не обманываю. Это песня Битлс. Называется Кент Баймилав.

 

- Чтоооо! Да как ты можешь на нашем русском инструменте играть этих американцев! Прекрати!

 

- Это не американцы, это англичане. А песню я услышал в нашем советском телевизоре. Песню всегда в начале передачи играют, а передача идет по воскресеньям. В Объективе – Америка. Давай завтра вместе посмотрим, если не веришь.

 

- Не буду ничего я смотреть! Даже в нашем советском телевидении ничего хорошего про Америку показать не могут, потому что ничего хорошего там нет!

 

Истинными же ценителями моих отклонений от стандартного репертуара были соседские пацаны. Сидя обычно у распахнутых дверей балкона, я наяривал то для программы, то для души. Внизу курили и плевались на лавочке хулиганы.

 

- О-о-о! Твист эгейн! Твист эге-ин йесс! – подпевали мне хулиганы, - давай, Рза, мочи, бля! Шизгару давай!

 

Давал тоже и Шизгару.

To be continued and finished. At once. May be.



0

На зад   

 

Метки: крео

   Уже высказались (48):





<<>>



Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
 

Кабинет


Вход для совсем своих:










ТоптОконкурс

Новый конкорц Пасхальный
Падробнасте тута


ТоптОбъявы

сюда можно постить частные объявы типа еду в н-ск, давайте нажремсо или продаю няшных котят мимими. объявы слать на мыло або в двуличку. размещаемое от неразмещаемого администрация, по традиции, отличает на глаз



ТоптОпрос
[все опросы]

Камрад/Пелотка, чо ты хочешь?


Абажраца!

Раскашэлеваемса

калеге хранение/вастанавленее сцаета требуед места на диске. йа иссяк. стирать ужэ большы нечива. нада купить винт. нипрячте ващы денешки пабанкам и углам гугугу

 

Приход взяток из:

Источник: АННДБ б/п
 

Чо твориццо...